Концепция Общественной Безопасности

десяток-другой овец: Мазаевы, Николенки, Петренки и многие другие — теперь богачи, владеющие сотнями тысяч овец и многими миллионами, потом появились и землеробы, хохлы на своих скрипучих, не окованных арбах, запряженных рослыми волами, а потом — и наши земляки на своих заморенных клячах. И чем дальше и дальше, тем все больше и больше прибывало народу. Все это копало землянки, строило себе глинобитные или мазаные хаты, и села выростали за селами. Лучше всех сжились с новыми условиями степенные домовитые хохлы и вскоре зажили прочно и богато. Многих из “российских”, т. е. чисто русских, погубила страсть к бродяжничеству. Пожив бивуаком неделю-другую на одном месте, видя, что все еще не текут в угоду им медовые реки, они, разочарованные, отправлялись дальше искать обетованые земли и в вечной погоне за лучшим в конце концов хирели и, продав свои остатки тем же хохлам, поступали к ним в батраки или возвращались вконец разоренными домой с вечным своим припевом: “курицу негде выпустить, тесно стало” [34].
Відродження української літератури, за яким проглядалося відродження політичне, руйнувало російський ідилічний архетип “дурнуватого хахла”. Тому виступаючи в позі нібито ліберала, в тозі “трибуна”, а насправді будучи “сторожем блага імперії проти української крамоли” [35], критик В. Бєлінський з імперською шовіністичною ненавистю говорить про “хахлацький патріотизм” Тараса Шевченка [36]. “Этот хахлацкий радикал написал два пасквиля — один на государя императора, другой — на государыню императрицу… Я не читал этих пасквилей, и никто из моих знакомых их не читал” [37]. Хоч і не “читал”, але це не завадило Бєлінському засудити “хохлацкий язык и хохлацкую литературу”. У листі до П. Анненкова він обурюється: “Ох мне эти хохлы. Ведь бараны — а либеральничают во имя галушек и вареников с свиным салом!” [38]
Редактор українофобської газети “Киевлянин”, В. Шульгін слово “українці” брав у лапки, але “хахли” писав без них. Зрештою, в російській художній літературі здавна широко побутувала зневажлива назва українців “хахол”. Ще Пушкін у вірші “Моя родословная” писав:
Не торговал мой дед блинами,
Не ваксил царских сапогов,
Не пел с придворными дьячками,
В князья не прыгал из хохлов.
Або, наприклад, Лев Толстой в оповіданні “Два старика”: “Идет Елисей и нагоняет на ходу двух хохлушек. Идут бабы, промеж себя болтают.
Вошел Елисей во двор; видит — у завалинки человек лежит безбородый, худой, рубаха в портки — по-хохлацки”. Російські селяни не закладали сорочку в штани, як і не голили бороди.
Відзначають, що найбільше російські літератори любили описувати як “милые хохлушки на дивном просторе малороссийских полей гуторят с парубками” [39].