Концепция Общественной Безопасности

кризиса публика уныло отмечает очередной кривенько придуманный государственный праздник.

На сей раз это некий загадочный день «народного единства». С единством, правда, вышла очередная забавная неувязочка, очень характерная для всякой попытки фундаментировать серию выходных дней на исторических событиях. Ведь российская история как компостная куча. Главное, случайно не вскопнуть. При любой попытке вскапывания наша внешне вполне благополучная куча, респектализированная и богато украшенная сверху флагами, шарами и портретами президентов, демонстрирует традиционные для всякой истории червиво?зловонные недра. Князь Пожарский, образ которого привлечен госидеологией обеспечивать «единство», как известно, был отдан в результате своей воеводской деятельности под суд за взятки, самодурство и вымогательство и умер от алкогольного отравления где?то под Конотопом. А к разрешению тогдашнего «кризиса» особого отношения не имел.

Пожарский попытался по обычаю того Смутного времени продаться полякам как наиболее эффективной силе и повоевать за них, но куплен не был. Запертое в Кремле, злое и изголодавшееся шляхетство уже познало всю степень русского коварства и торговалось очень вяло и неохотно, да и потребовало в качестве гарантии доставить в осажденный русскими Кремль «возок с винами, дичиной и хлебью». Князь сформировал кремлевский паек для «вражьих ляхов», но доставить груз взялся лично, что, вероятно, и привело к полному исчезновению в пути из «передачки» всех спиртных напитков и большей части еды. Поляки обиделись и показательно мелко изрубили прямо перед пустым возком всю челядь князя Пожарского, тем самым дав название известным котлетам. Пожарский, обидевшись в результате этой истории на весь мир, долго думал, какой бы из противоборствующих сторон, русской или польской, нагадить посильнее, и в результате натравил казачество на реального героя Смутного времени, которому «Россия была обязана и воодушевлением, и всеми реальными победами в той Смуте», – на Прокопия Петровича Ляпунова. Казачество, которое умело и любило предавать Россию, с удовольствием истыкало сабельками насмерть Прокопия Петровича, отметив это событие «песнями и пляскою». Кончилась история тем, что в результате усилий трех двоечников по истории и одного скульптора в герои Смуты как?то пролез князь Пожарский, который теперь «незримо» служит символом «единства». Впрочем, все это лирика, особого отношения к делу не имеющая.

Тем более к загадочному кризису. Который, кстати, до сих пор остается безымянным. Какие?то паршивенькие торнадо, смерчи и цунами, куда менее губительные для человечества, только за